Дети
с велосипедом и моим термосом, наполненным водой.
– Куда поедем? – спросила она меня.
– Предлагаю покататься по городу, – ответил я.
– Я очень хочу увидеть то место, где ты сумел нарвать для меня так много одуванчиков. Оно, наверно, невероятно красивое!
– Да, это действительно очень красивое место, – согласился я, – но сейчас уже поздно туда ехать. До этого поля пятнадцать километров по шоссе, ты навряд ли сможешь преодолеть такое расстояние на велосипеде, да и опасно нам с тобой по шоссе ехать. Мы можем съездить туда как-нибудь в другой раз на электричке, а сегодня давай покатаемся по городу. Скоро вечер.
– Хорошо, – ответила Настя, – только обещай мне, что мы обязательно туда съездим в ближайшие дни, пока одуванчики не успели отцвести.
Я дал Насте обещание, которое она с меня потребовала. Я и сам был вовсе не против отправиться с ней туда в какой-нибудь не менее погожий денёк.
Заполучив, наконец, Настин велосипед, мы отправились кататься по небольшому Можайску. Нам было очень хорошо и весело вдвоём и надоело кататься только через несколько часов, когда солнце уже спустилось за крыши домов и дневной зной сменился вечерней прохладой. После нашей поездки я вызвался проводить Настю обратно до дома. Когда мы прощались возле её подъезда, я захотел поцеловать её, но оробел, подобно тому, как постеснялся обнять её в сквере в момент нашего прощания вчерашним днём. Она, кажется, поняла это по моим неловким движениям.
Тогда она приблизилась ко мне, поцеловала меня в щёку и ласково шепнула мне на ухо:
– Я тебя в последний раз сама целую. В следующий раз твоя очередь.
Это тут же придало мне сил и решимости поцеловать её при следующей нашей встрече. Мы крепко обнялись и договорились, что я снова приеду в Можайск, но уже через день, седьмого мая.
Я возвращался домой от Насти по пустой дороге, залитой оранжевым светом вечернего солнца. Я чувствовал себя таким счастливым, каким едва ли ощущал себя ранее хоть раз. Я был опьянён радостью, накрывавшей меня, как волна, ведь сегодня я провёл замечательный день с самой красивой, самой милой и самой нежной девчонкой на свете. Но я ещё не мог догадываться, насколько серьёзный разговор с отцом ожидает меня по прибытии домой.
Глава девятая
ГРАД
Когда я въехал в деревню, было уже почти темно. Я едва мог различать дорогу, по которой с дребезгом катился мой велосипед. Как ни в чём не бывало я поставил велосипед на задний двор и пошёл в дом. Войдя внутрь, я первым делом отправился на кухню, чтобы сполоснуть термос. Там за столом сидел отец с грозным напряжённым лицом и смотрел на настенные часы. Вид его насторожил меня, я подумал, что он хочет упрекнуть меня в том, что я слишком поздно вернулся. Я взглянул на часы – было только пять минут одиннадцатого. Я часто возвращался домой в такое время, и это никак не могло стать поводом сделать мне укоризненное замечание.
– Что такое, пап? – я решил спросить первым.
– Присядь, – попросил меня отец.
Я присел.
– Ты сегодня катался на велосипеде? – спросил он меня.
– Да, ты же знаешь, я почти каждый день катаюсь.
– А где ты сегодня катался?
– Как всегда, у нас по деревне покатался, в лес ездил, к Мишке в гости в Пестриково сгонял. Там тоже катались. А что такое?
– Врёшь ты мне, сын. Ещё раз спрашиваю тебя: где ты сегодня катался?
Тут я понял, что отец что-то мог узнать о моём подлинном маршруте. Сначала я подумал, что это Ванька или кто-то другой из ребят, с кем мы ходили на пруд днём ранее, могли разболтать кому-нибудь в деревне про то, что я заикался о поездке в Можайск на велосипеде. Тогда я решил придумать оправдание на ходу.
– Пап, – начал я, – если это кто-то из ребят вчера говорил, будто я в Можайск собирался ехать, то ты их не слушай. Это я так им сказал, чтобы причина была какая-то уйти пораньше. Не хотелось мне вчера до позднего вечера у пруда сидеть, вот и сказал так ребятам, чтобы не обидеть.
Лицо отца по мере того, как я продолжал нагромождать ложь, выражало всё большее недоумение. Я понял, что промахнулся – никто из ребят ничего не рассказывал.
– Ефим, Егор Васильевич сегодня днём ездил в Можайск за деталью для трактора. Он видел тебя в семи километрах от нашей деревни – ты ехал по шоссе в сторону Можайска. Потрудись объяснить, что всё это значит, – потребовал отец, – что ты делал на автомобильной дороге?
Егор Васильевич, тот самый старик, который ещё две недели назад увидел, как я впервые направился к шоссе, и не придал этому значения, теперь уже заметил меня прямо на проезжей части вдали от деревни. Тогда судьба оказалась ко мне снисходительной, а сейчас я был пойман с поличным.
Я понял, что дальше врать и отпираться было бы бессмысленно, и решил отвечать на прямые вопросы отца так же прямо. Возможно, это избавило бы меня от выяснения излишних подробностей. Главной задачей для меня было сохранение нашей тайны о краже палатки и трёхдневном путешествии в Бородино.
– Хорошо, отец, – начал я строить свой ответ, – я действительно ехал по этой дороге. Я направлялся в Можайск.
– Что ты там забыл? Почему не предупредил, что поехал туда? – посыпались вопросы от отца. – Я бы мог отвезти тебя на машине или, на худой конец, дал бы денег на электричку.
– Пап, я ездил туда уже не раз, начиная с середины апреля. Я уже устал каждый год кататься по одной только деревне и решил попробовать отправиться куда-нибудь подальше.
– Но…
Отец хотел было возразить, но я предвидел его слова и продолжил, не дав себя перебить:
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Что ездить по проезжей части на велосипеде очень опасно и что это вообще запрещено правилами до четырнадцати лет. Но я езжу очень осторожно и экономлю свои силы. Я уже несколько раз так делал и хорошо знаю дорогу. Кроме того, широкие обочины дают мне возможность держаться на хорошем расстоянии от обгоняющих машин. Я беру с собой необходимый запас еды и питья и даже некоторые инструменты. Но даже если что-то случится с велосипедом или я сильно устану, поблизости проходит железная дорога. Я всегда могу добраться домой на электричке.
Кажется, мои аргументы подействовали на отца – лицо его сделалось мягче, суровое выражение его сменилось задумчивостью.
– Хорошо, – сказал он, – а вот если внезапно дождь или гроза начнётся, что ты тогда будешь делать?
– Ну, начнись дождь в деревне, или в поле, или в соседнем посёлке, или на шоссе – я везде одинаково промокну. А на дороге, кстати, можно укрыться на автобусной остановке. Я так делал, когда в самую первую поездку под метель попал. Как видишь, я живой и невредимый. А что касается грозы, то, как по мне, на дороге её встретить не опаснее, чем в поле.
– И ты всё это время ездил только в Можайск? – спросил отец.
– Я там с девчонкой познакомился. Вот только сейчас от неё вернулся.
– Что за девочка?
– Настей зовут.
– Хорошая?
– Очень!
На лице отца отразилась нечёткая улыбка, затем он постарался снова принять суровый вид, словно хотел казаться по-прежнему строгим, и спросил меня:
– А если я
– Куда поедем? – спросила она меня.
– Предлагаю покататься по городу, – ответил я.
– Я очень хочу увидеть то место, где ты сумел нарвать для меня так много одуванчиков. Оно, наверно, невероятно красивое!
– Да, это действительно очень красивое место, – согласился я, – но сейчас уже поздно туда ехать. До этого поля пятнадцать километров по шоссе, ты навряд ли сможешь преодолеть такое расстояние на велосипеде, да и опасно нам с тобой по шоссе ехать. Мы можем съездить туда как-нибудь в другой раз на электричке, а сегодня давай покатаемся по городу. Скоро вечер.
– Хорошо, – ответила Настя, – только обещай мне, что мы обязательно туда съездим в ближайшие дни, пока одуванчики не успели отцвести.
Я дал Насте обещание, которое она с меня потребовала. Я и сам был вовсе не против отправиться с ней туда в какой-нибудь не менее погожий денёк.
Заполучив, наконец, Настин велосипед, мы отправились кататься по небольшому Можайску. Нам было очень хорошо и весело вдвоём и надоело кататься только через несколько часов, когда солнце уже спустилось за крыши домов и дневной зной сменился вечерней прохладой. После нашей поездки я вызвался проводить Настю обратно до дома. Когда мы прощались возле её подъезда, я захотел поцеловать её, но оробел, подобно тому, как постеснялся обнять её в сквере в момент нашего прощания вчерашним днём. Она, кажется, поняла это по моим неловким движениям.
Тогда она приблизилась ко мне, поцеловала меня в щёку и ласково шепнула мне на ухо:
– Я тебя в последний раз сама целую. В следующий раз твоя очередь.
Это тут же придало мне сил и решимости поцеловать её при следующей нашей встрече. Мы крепко обнялись и договорились, что я снова приеду в Можайск, но уже через день, седьмого мая.
Я возвращался домой от Насти по пустой дороге, залитой оранжевым светом вечернего солнца. Я чувствовал себя таким счастливым, каким едва ли ощущал себя ранее хоть раз. Я был опьянён радостью, накрывавшей меня, как волна, ведь сегодня я провёл замечательный день с самой красивой, самой милой и самой нежной девчонкой на свете. Но я ещё не мог догадываться, насколько серьёзный разговор с отцом ожидает меня по прибытии домой.
Глава девятая
ГРАД
Когда я въехал в деревню, было уже почти темно. Я едва мог различать дорогу, по которой с дребезгом катился мой велосипед. Как ни в чём не бывало я поставил велосипед на задний двор и пошёл в дом. Войдя внутрь, я первым делом отправился на кухню, чтобы сполоснуть термос. Там за столом сидел отец с грозным напряжённым лицом и смотрел на настенные часы. Вид его насторожил меня, я подумал, что он хочет упрекнуть меня в том, что я слишком поздно вернулся. Я взглянул на часы – было только пять минут одиннадцатого. Я часто возвращался домой в такое время, и это никак не могло стать поводом сделать мне укоризненное замечание.
– Что такое, пап? – я решил спросить первым.
– Присядь, – попросил меня отец.
Я присел.
– Ты сегодня катался на велосипеде? – спросил он меня.
– Да, ты же знаешь, я почти каждый день катаюсь.
– А где ты сегодня катался?
– Как всегда, у нас по деревне покатался, в лес ездил, к Мишке в гости в Пестриково сгонял. Там тоже катались. А что такое?
– Врёшь ты мне, сын. Ещё раз спрашиваю тебя: где ты сегодня катался?
Тут я понял, что отец что-то мог узнать о моём подлинном маршруте. Сначала я подумал, что это Ванька или кто-то другой из ребят, с кем мы ходили на пруд днём ранее, могли разболтать кому-нибудь в деревне про то, что я заикался о поездке в Можайск на велосипеде. Тогда я решил придумать оправдание на ходу.
– Пап, – начал я, – если это кто-то из ребят вчера говорил, будто я в Можайск собирался ехать, то ты их не слушай. Это я так им сказал, чтобы причина была какая-то уйти пораньше. Не хотелось мне вчера до позднего вечера у пруда сидеть, вот и сказал так ребятам, чтобы не обидеть.
Лицо отца по мере того, как я продолжал нагромождать ложь, выражало всё большее недоумение. Я понял, что промахнулся – никто из ребят ничего не рассказывал.
– Ефим, Егор Васильевич сегодня днём ездил в Можайск за деталью для трактора. Он видел тебя в семи километрах от нашей деревни – ты ехал по шоссе в сторону Можайска. Потрудись объяснить, что всё это значит, – потребовал отец, – что ты делал на автомобильной дороге?
Егор Васильевич, тот самый старик, который ещё две недели назад увидел, как я впервые направился к шоссе, и не придал этому значения, теперь уже заметил меня прямо на проезжей части вдали от деревни. Тогда судьба оказалась ко мне снисходительной, а сейчас я был пойман с поличным.
Я понял, что дальше врать и отпираться было бы бессмысленно, и решил отвечать на прямые вопросы отца так же прямо. Возможно, это избавило бы меня от выяснения излишних подробностей. Главной задачей для меня было сохранение нашей тайны о краже палатки и трёхдневном путешествии в Бородино.
– Хорошо, отец, – начал я строить свой ответ, – я действительно ехал по этой дороге. Я направлялся в Можайск.
– Что ты там забыл? Почему не предупредил, что поехал туда? – посыпались вопросы от отца. – Я бы мог отвезти тебя на машине или, на худой конец, дал бы денег на электричку.
– Пап, я ездил туда уже не раз, начиная с середины апреля. Я уже устал каждый год кататься по одной только деревне и решил попробовать отправиться куда-нибудь подальше.
– Но…
Отец хотел было возразить, но я предвидел его слова и продолжил, не дав себя перебить:
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Что ездить по проезжей части на велосипеде очень опасно и что это вообще запрещено правилами до четырнадцати лет. Но я езжу очень осторожно и экономлю свои силы. Я уже несколько раз так делал и хорошо знаю дорогу. Кроме того, широкие обочины дают мне возможность держаться на хорошем расстоянии от обгоняющих машин. Я беру с собой необходимый запас еды и питья и даже некоторые инструменты. Но даже если что-то случится с велосипедом или я сильно устану, поблизости проходит железная дорога. Я всегда могу добраться домой на электричке.
Кажется, мои аргументы подействовали на отца – лицо его сделалось мягче, суровое выражение его сменилось задумчивостью.
– Хорошо, – сказал он, – а вот если внезапно дождь или гроза начнётся, что ты тогда будешь делать?
– Ну, начнись дождь в деревне, или в поле, или в соседнем посёлке, или на шоссе – я везде одинаково промокну. А на дороге, кстати, можно укрыться на автобусной остановке. Я так делал, когда в самую первую поездку под метель попал. Как видишь, я живой и невредимый. А что касается грозы, то, как по мне, на дороге её встретить не опаснее, чем в поле.
– И ты всё это время ездил только в Можайск? – спросил отец.
– Я там с девчонкой познакомился. Вот только сейчас от неё вернулся.
– Что за девочка?
– Настей зовут.
– Хорошая?
– Очень!
На лице отца отразилась нечёткая улыбка, затем он постарался снова принять суровый вид, словно хотел казаться по-прежнему строгим, и спросил меня:
– А если я
© 2024, JohnCMS