Дети

– Есть таксофон на улице, – ответил я и тут же прихлопнул очередного комара, злобно прокусившего мою икру. – Другого выхода у нас всё равно нет! Они нас сейчас сожрут.

– Ты прав! – охотно согласилась Настя. – Побежали скорее, я уже замёрзла тут сидеть. У меня самой всё уже чешется от этих кровопийц.

По лесенке, ведущей к платформе, мы спустили велосипеды и, ловко запрыгнув на них, помчали в сторону моей деревни.

Ночь стояла тихая и действительно холодная. Гулкий стрекот кузнечиков скорее не нарушал, а дополнял гармонию беззвучной ночи. Многочисленные ветви деревьев рвали слабый лунный свет, отбрасывая на землю свои устрашающие тени. Несчётные звёзды рассыпались по огромному небосводу, голубеющему на северо-западе и чернеющему на востоке. Казалось, лишь скрип наших велосипедов прерывал всеобщее безмолвие.

Когда мы въехали во двор и стали прислонять велосипеды к боковой стороне дома, изнутри послышались тяжёлые уверенные шаги – это отец услышал нас и поспешил выйти на крыльцо. Входная дверь распахнулась, и перед нами показался мой папа, в руке его была открытая книга, которую он, видимо, читал, когда со двора раздался шум.

– Ефим, это ты? Почему так поздно? – спросил он с присущим ему в таких ситуациях грозным выражением лица.

Затем он посмотрел в сторону Насти, бегло, но пристально окинул её взглядом и, не меняя выражения лица, добавил:

– Здравствуйте, барышня.

– Здравствуйте, – тихо и застенчиво ответила Настя.

Я рассказал отцу всё, что с нами произошло. Тогда он велел мне идти в дом, чтобы разогреть чай и разлить его в три кружки – для меня, для себя и для девочки. Сам же он вместе с Настей пошёл к таксофону, чтобы позвонить её родителям.

В момент, когда я уже наливал в одну из чашек свежую заварку, отец с Настей зашли на кухню.

– Сын, – обратился ко мне отец с всё тем же серьёзным видом, – найди чистую сухую рубашку для девочки и покажи ей, где она может переодеться. Постели ей свежее бельё на своей кровати, сам сегодня будешь спать здесь, на диване. Мы с родителями Насти решили, что сегодня ей лучше переночевать у нас. Завтра днём поедешь вместе с ней – проводишь её до дома. Её родители хотят с тобой познакомиться. Я пообещал, что завтра к двум часам дня вы будете у них.

Едва я успел дослушать отца, как тотчас ринулся исполнять его приказание. Я постарался сохранить свой невозмутимый вид, но внутри у меня всё пылало от радости и восторга, ведь мне не нужно было расставаться с моей любимой, напротив, мы проведём вместе ещё почти целые сутки.

Отец выпил свой чай и ушёл спать, оставив нас одних. Мы ещё долго разговаривали шёпотом на кухне при выключенном свете, чтобы оставаться незамеченными. Настя ушла на цыпочках наверх, в мою комнату, уже далеко за полночь, а я остался на кухне и тотчас заснул самым сладким сном.

На следующий день мы прибыли к Настиным родителям ровно в два часа. Я испытывал сильное волнение перед встречей с ними, потому что хотел произвести наилучшее впечатление. Поэтому перед выходом из дома я засунул в рюкзак будильник, чтобы иметь возможность отслеживать время и явиться аккурат в назначенный час.

Мы оставили велосипеды в подъезде, а сами поднялись по небольшой лестнице и оказались на пороге двери с номером двадцать шесть – квартиры Насти. Девочка нажала на дверной звонок, и я услышал глухие, по-видимому мужские шаги, которые становились всё более отчётливыми. Я натянул на лицо максимально приветливую улыбку, готовясь встретиться взглядом с отцом любимого мною прекрасного создания.

– Знаешь, зачем отец тебя пригласил сюда? – обратилась ко мне Настя.

Я растерянно покачал головой; мне казалось, что причина может быть только одна – родители юной девочки хотели познакомиться с её молодым человеком.

– Им любопытно посмотреть на мальчишку, из-за которого я вчера попала под град, промокла так сильно, что едва не простудилась, осталась вся в комариных укусах и так и не смогла вернуться домой, – пояснила Настя с какой-то лукавой ухмылкой.

Тут же улыбка сошла с моих уст, как снег с крыши, лицо моё помрачнело; все эти слова, несмотря на игривый тон, с которым они были произнесены, показались мне столь упрекающими, что я сам почувствовал себя глубоко виноватым во всех лишениях, которые довелось пережить Насте вчерашним днём.

Вдруг раздался щелчок – это Настин отец принялся отпирать дверь изнутри. Я тотчас вообразил, как он, открыв дверь, начнёт меня отчитывать за всё, во что я втянул его дочь; вид мой изобличил ещё бо?льшую безотрадность. Через мгновение дверь распахнулась, и я увидел крупного, упитанного, коротко стриженого мужчину с суровым, занимающим почти половину лица лбом, выразительными серыми глазами и немного нелепо выпирающими ушами.

– Заходите, ребята! – звонко произнёс пока ещё незнакомый мне человек.

Настя ловко проскочила вперёд меня, а я тихо зашёл вслед за ней робкими шагами, приковав свой взгляд к плитчатому полу.

– Ты, я так понимаю, Ефим? – спросил меня Настин отец и протянул мне руку.

Я растерянно протянул ему руку в ответ и тотчас ощутил на себе его крепкое, уверенное рукопожатие.

– Да, Ваша светлость, – тихо ответил я, не меняя своего потерянного взгляда.

Тут Настя и её отец сильно рассмеялись, и я понял, что произнёс какую-то немыслимую глупость.

– Ой! То есть сэр! Ой! Нет! В смысле гражданин! – продолжал лепетать я, задыхаясь от волнения и стыда; я никак не мог подобрать нужное обращение.

Отсмеявшись, отец Насти добродушно улыбнулся и, отпустив мою руку, сказал:

– Ты можешь называть меня Владислав Альбертович.

– Понял, – тихо ответил я, отводя стыдливый взгляд в сторону.

Отец Насти, увидев, как сильно я смутился от такой неловкой ситуации, поспешил оставить нас наедине, предварительно показав, где можно помыть руки, и велев Насте проводить меня к столу.

Когда я вошёл на кухню, то обнаружил множество блюд, плотно расставленных на небольшом круглом столе. В самом центре возвышалась большая кастрюля с борщом, а по краям стояли тарелки, наполненные этим же супом. Моё внимание также привлекли корзина, наполненная аппетитно пахнущими пирожками, и изящная хрустальная ваза, доверху набитая конфетами в красивых синих обёртках. Своё место на столе также заняли тарелка с чёрным и белым хлебом и блюдце, на котором был веером разложен тонко нарезанный сыр. Картину дополняли симпатичный графин с компотом и бутылка красного вина. Сзади, на газовой плите виднелись горшочки, наполненные, судя по всему, картошкой с мясом и предназначавшиеся на второе. Словом, всё было готово к добротному, сытному обеду.

За столом сидели уже известные нам отец Насти и её дедушка, Михаил Сергеевич, а также молодая стройная женщина с красивыми синими глазами и длинными, как у Насти, светлыми волосами. Она, видимо, приходилась Насте мамой. Оставались два свободных стула, очевидно предназначенные для нас с Настей, которые мы поспешно заняли.

Мать Насти, Василиса Михайловна, оказалась на редкость внимательной и приятной в общении женщиной. Она много расспрашивала