Дети
меня о моих увлечениях и интересах, а я с нескрываемой охотой отвечал ей, как с младенческих лет любил кататься на велосипеде и как часто мы любили гулять по деревне с друзьями, неизбежно натыкаясь на самые разнообразные приключения.
Затем в наш разговор вмешался отец Насти, что невольно вызвало во мне прежнее напряжение и ощущение неловкости. И хотя Владислав Альбертович общался в довольно дружелюбной для такого грозного мужчины манере, я ощущал какое-то необъяснимое смущение оттого, вероятно, что стал таким близким другом для его дочери, которая представлялась мне за этим обеденным столом прекрасной принцессой. Я же сам себе казался обыкновенным деревенским дурачком, чавкающим супом и едва ли имевшим право на дружбу с такой прекрасной девочкой.
– А как ты, Ефимка, познакомился с Настей? – спросил меня Владислав Альбертович.
Такой вопрос несколько удивил меня.
– А разве Настя Вам ничего не рассказывала? – задал я ответный вопрос.
– Я хочу, чтобы ты рассказал.
– Что же, если Вам так угодно, то почему бы и нет. Это случилось в пятницу, двадцать четвёртого апреля, ровно месяц тому назад. Мы с друзьями проезжали на велосипедах мимо Можайска и остановились отдохнуть в старом сквере. Там мы увидели Настю; хулиганы обидели её любимого кота, и она была этим сильно расстроена. Тогда мы нашли Тимку и принесли его ей назад.
– Так, а что было дальше? – участливо поинтересовался Настин папа.
– Мы отправились на железную дорогу, чтобы отомстить обидчикам Насти.
– И как? Отомстили?
– Нет, тот самый парень, который обстрелял кота камнями, попал под поезд. Мы были в этом не виноваты.
– А в какой день недели, ты говоришь, это произошло?
– В пятницу, двадцать четвёртого апреля.
– Вы с друзьями, что же, школу прогуляли?
– Получается, так, – пробормотал я себе под нос.
– Так, так. Значит, дочь моя встречается со злостным прогульщиком, – с задумчивым видом произнёс Владислав Альбертович, теребя себя за короткую бороду.
Услышав это, я тут же покраснел от стыда; хотя в словах моего собеседника не звучал упрёк, сам смысл произнесённой фразы поставил меня в неловкое положение.
Я понятия не имел, что мог ответить в своё оправдание, но, к счастью, или, как потом выяснилось, к несчастью, отец девочки задал мне новый вопрос:
– А как вы с Настей начали дружить?
– После нашей первой встречи я не видел её несколько дней, но не переставал о ней думать. Несколько раз я приезжал на весь день в надежде снова увидеть Настю.
– Ты продолжал приезжать сюда вместо того, чтобы ходить на уроки? – переспросил меня Владислав Альбертович и впился в меня строгим взглядом.
Я непроизвольно вздрогнул от его давящего взора.
– Нет, это были майские праздники. Я лишь отпрашивался у родителей с работ в огороде, чтобы приезжать сюда, в Можайск, – поспешил я себя оправдать.
– И как твои родители относились к столь дальним поездкам?
– Я не говорил им, что еду в Можайск, а говорил лишь, что буду кататься по окрестностям с друзьями.
– Ого! – воскликнул Настин папа. – Ты не только отлынивал от того, чтобы помогать родителям в саду, ты им ещё и врал. Интересный ты паренёк, Ефимка.
Эти слова стали для меня новым ударом по репутации доброго надёжного друга. Я весь сжался, мне стало ещё противнее от самого себя, описанного в таком свете.
– Но вместо моей дочери, – продолжал Настин отец, – ты встретил её дедушку, так?
– Так, – безучастно пробормотал я.
– И он сказал прийти тебе на следующий день?
– Да, и тогда я, наконец, встретил Настю.
– Именно так! – восторженно отвечал мой собеседник. – А на следующий день вы пошли кататься на велосипедах, и, чтобы достать Настин велосипед, ты вынудил её лезть домой через форточку, рискуя упасть и что-нибудь себе сломать.
В этот миг стыд мой сменился негодованием; мне было крайне неприятно, что Настин отец трактовал все мои действия в такой предвзятой манере.
Сквозь сжатые зубы я проговорил:
– Сначала я сам, разумеется, попытался пролезть через форточку, но не смог – она оказалась для меня слишком узкой.
– Интересно, что ваше первое свидание началось с того, что ты пытался пробраться в наш дом и забрать оттуда велосипед, – с нескрываемым лукавством втаптывал в землю моё оправдание Настин папа.
Я снова потупил взгляд в стол; я не знал, что мог ответить в данной ситуации, чтобы отец Насти прекратил, наконец, выставлять меня в таком дурном свете.
Но он снова опередил меня и, прежде чем я успел что-либо сообразить, добавил:
– А вчера благодаря тебе моя дочь попала под град и не смогла вернуться домой, тем самым заставив нас с её мамой сильно волноваться.
Последнее заявление совсем добило моё самолюбие, лицо моё горело, к горлу подступил горький ком, а глаза потяжелели от собиравшихся в них слёз. Я не понимал, зачем Настин отец так жестоко стыдил меня; недоумевал, зачем меня пригласили на такой вкусный обед, если видели во мне такого плохого во всех смыслах человека.
Я уже был готов вскочить и побежать прочь, закрыв лицо руками, как вдруг отец Насти крепко, но мягко сжал мою руку и заговорил с добродушной улыбкой:
– Ефим, я вижу, что ты хороший парень. Не бери в голову всё то, что я тебе наговорил. Я лишь хотел проверить, насколько ты уверен в себе и как ты способен отстаивать свою точку зрения. Никогда никому не позволяй себя пристыдить, если ты уверен в правильности своих действий. Ты ни разу не сделал ничего плохого моей дочери, напротив, ты надёжный друг, на которого Настя может положиться.
– Вы действительно так считаете? – переспросил я с лицом, преисполненным удивления, словно вовсе не верил тому, что слышал.
– Посуди сам, Ефим, – отвечал мне Владислав Альбертович. – Ты и твои друзья оказались рядом, когда Насте была нужна помощь. Вы без колебаний согласились помочь ей, вы нашли и принесли ей кота, а потом не побоялись лично отправиться в логово хулиганов, которые были значительно сильнее вас, хотя бы за счёт численного превосходства. Твоё нечеловеческое упорство, с которым ты снова и снова приезжал в сквер и ждал встречи с Настей целыми днями под палящим солнцем, позволило тебе её снова увидеть. Твоя изобретательность и смекалка оказались очень кстати, когда Настя по своей невнимательности забыла ключи от квартиры и не смогла бы попасть домой без твоей помощи. Наконец, вчера твоя искренняя любовь и ответственность за своего друга помогли не допустить того, чтобы с Настей что-нибудь случилось. Ты был с ней рядом, когда начался ураган, и не позволил ей впасть в отчаяние и попасть в беду. Ефим, я искренне рад, что у моей любимой дочери есть такой замечательный друг, как ты.
Не успел Владислав Альбертович договорить до конца, как к лицу моему вновь прилила кровь, и оно сделалось красным, как помидор. Но на сей раз я испытывал не горький стыд, а неловкое смущение от такого шквала похвал в мою сторону. Я хотел пробормотать в ответ что-нибудь способное выразить мою благодарность, но в этот самый момент отец Насти потянулся к плите за горшочком с жарким.
– Вот и второе
Затем в наш разговор вмешался отец Насти, что невольно вызвало во мне прежнее напряжение и ощущение неловкости. И хотя Владислав Альбертович общался в довольно дружелюбной для такого грозного мужчины манере, я ощущал какое-то необъяснимое смущение оттого, вероятно, что стал таким близким другом для его дочери, которая представлялась мне за этим обеденным столом прекрасной принцессой. Я же сам себе казался обыкновенным деревенским дурачком, чавкающим супом и едва ли имевшим право на дружбу с такой прекрасной девочкой.
– А как ты, Ефимка, познакомился с Настей? – спросил меня Владислав Альбертович.
Такой вопрос несколько удивил меня.
– А разве Настя Вам ничего не рассказывала? – задал я ответный вопрос.
– Я хочу, чтобы ты рассказал.
– Что же, если Вам так угодно, то почему бы и нет. Это случилось в пятницу, двадцать четвёртого апреля, ровно месяц тому назад. Мы с друзьями проезжали на велосипедах мимо Можайска и остановились отдохнуть в старом сквере. Там мы увидели Настю; хулиганы обидели её любимого кота, и она была этим сильно расстроена. Тогда мы нашли Тимку и принесли его ей назад.
– Так, а что было дальше? – участливо поинтересовался Настин папа.
– Мы отправились на железную дорогу, чтобы отомстить обидчикам Насти.
– И как? Отомстили?
– Нет, тот самый парень, который обстрелял кота камнями, попал под поезд. Мы были в этом не виноваты.
– А в какой день недели, ты говоришь, это произошло?
– В пятницу, двадцать четвёртого апреля.
– Вы с друзьями, что же, школу прогуляли?
– Получается, так, – пробормотал я себе под нос.
– Так, так. Значит, дочь моя встречается со злостным прогульщиком, – с задумчивым видом произнёс Владислав Альбертович, теребя себя за короткую бороду.
Услышав это, я тут же покраснел от стыда; хотя в словах моего собеседника не звучал упрёк, сам смысл произнесённой фразы поставил меня в неловкое положение.
Я понятия не имел, что мог ответить в своё оправдание, но, к счастью, или, как потом выяснилось, к несчастью, отец девочки задал мне новый вопрос:
– А как вы с Настей начали дружить?
– После нашей первой встречи я не видел её несколько дней, но не переставал о ней думать. Несколько раз я приезжал на весь день в надежде снова увидеть Настю.
– Ты продолжал приезжать сюда вместо того, чтобы ходить на уроки? – переспросил меня Владислав Альбертович и впился в меня строгим взглядом.
Я непроизвольно вздрогнул от его давящего взора.
– Нет, это были майские праздники. Я лишь отпрашивался у родителей с работ в огороде, чтобы приезжать сюда, в Можайск, – поспешил я себя оправдать.
– И как твои родители относились к столь дальним поездкам?
– Я не говорил им, что еду в Можайск, а говорил лишь, что буду кататься по окрестностям с друзьями.
– Ого! – воскликнул Настин папа. – Ты не только отлынивал от того, чтобы помогать родителям в саду, ты им ещё и врал. Интересный ты паренёк, Ефимка.
Эти слова стали для меня новым ударом по репутации доброго надёжного друга. Я весь сжался, мне стало ещё противнее от самого себя, описанного в таком свете.
– Но вместо моей дочери, – продолжал Настин отец, – ты встретил её дедушку, так?
– Так, – безучастно пробормотал я.
– И он сказал прийти тебе на следующий день?
– Да, и тогда я, наконец, встретил Настю.
– Именно так! – восторженно отвечал мой собеседник. – А на следующий день вы пошли кататься на велосипедах, и, чтобы достать Настин велосипед, ты вынудил её лезть домой через форточку, рискуя упасть и что-нибудь себе сломать.
В этот миг стыд мой сменился негодованием; мне было крайне неприятно, что Настин отец трактовал все мои действия в такой предвзятой манере.
Сквозь сжатые зубы я проговорил:
– Сначала я сам, разумеется, попытался пролезть через форточку, но не смог – она оказалась для меня слишком узкой.
– Интересно, что ваше первое свидание началось с того, что ты пытался пробраться в наш дом и забрать оттуда велосипед, – с нескрываемым лукавством втаптывал в землю моё оправдание Настин папа.
Я снова потупил взгляд в стол; я не знал, что мог ответить в данной ситуации, чтобы отец Насти прекратил, наконец, выставлять меня в таком дурном свете.
Но он снова опередил меня и, прежде чем я успел что-либо сообразить, добавил:
– А вчера благодаря тебе моя дочь попала под град и не смогла вернуться домой, тем самым заставив нас с её мамой сильно волноваться.
Последнее заявление совсем добило моё самолюбие, лицо моё горело, к горлу подступил горький ком, а глаза потяжелели от собиравшихся в них слёз. Я не понимал, зачем Настин отец так жестоко стыдил меня; недоумевал, зачем меня пригласили на такой вкусный обед, если видели во мне такого плохого во всех смыслах человека.
Я уже был готов вскочить и побежать прочь, закрыв лицо руками, как вдруг отец Насти крепко, но мягко сжал мою руку и заговорил с добродушной улыбкой:
– Ефим, я вижу, что ты хороший парень. Не бери в голову всё то, что я тебе наговорил. Я лишь хотел проверить, насколько ты уверен в себе и как ты способен отстаивать свою точку зрения. Никогда никому не позволяй себя пристыдить, если ты уверен в правильности своих действий. Ты ни разу не сделал ничего плохого моей дочери, напротив, ты надёжный друг, на которого Настя может положиться.
– Вы действительно так считаете? – переспросил я с лицом, преисполненным удивления, словно вовсе не верил тому, что слышал.
– Посуди сам, Ефим, – отвечал мне Владислав Альбертович. – Ты и твои друзья оказались рядом, когда Насте была нужна помощь. Вы без колебаний согласились помочь ей, вы нашли и принесли ей кота, а потом не побоялись лично отправиться в логово хулиганов, которые были значительно сильнее вас, хотя бы за счёт численного превосходства. Твоё нечеловеческое упорство, с которым ты снова и снова приезжал в сквер и ждал встречи с Настей целыми днями под палящим солнцем, позволило тебе её снова увидеть. Твоя изобретательность и смекалка оказались очень кстати, когда Настя по своей невнимательности забыла ключи от квартиры и не смогла бы попасть домой без твоей помощи. Наконец, вчера твоя искренняя любовь и ответственность за своего друга помогли не допустить того, чтобы с Настей что-нибудь случилось. Ты был с ней рядом, когда начался ураган, и не позволил ей впасть в отчаяние и попасть в беду. Ефим, я искренне рад, что у моей любимой дочери есть такой замечательный друг, как ты.
Не успел Владислав Альбертович договорить до конца, как к лицу моему вновь прилила кровь, и оно сделалось красным, как помидор. Но на сей раз я испытывал не горький стыд, а неловкое смущение от такого шквала похвал в мою сторону. Я хотел пробормотать в ответ что-нибудь способное выразить мою благодарность, но в этот самый момент отец Насти потянулся к плите за горшочком с жарким.
– Вот и второе
© 2024, JohnCMS