Дети

ни копейки. Однако теперь захваченная из дома еда заканчивалась, оставалась лишь до сих пор неоткрытая пачка рисовой крупы. Кроме того, ни одному из нас не пришло в голову взять с собой в дорогу соль. Поначалу мы, конечно, терпели и обходились без неё, но вскоре вся еда стала нам казаться невыносимо пресной. Тогда нам пришлось прибегнуть к следующей хитрости. Мы заезжали в какое-нибудь придорожное кафе, где я брал со стола солонку и незаметно засовывал её в карман, тряс и крутил её там какое-то время, после чего ставил назад. Так в кармане мне удавалось унести горсть соли, которой нам хватало на один или два приёма пищи. Но и такой способ питания нам быстро надоел, и мы решили потратиться на сытный обед в городской столовой.

– Валера, как ты считаешь, докуда мы сможем доехать за эти четыре дня? – решил я наконец завести диалог со своим другом за обеденным столом.

– Ну, при таком темпе завтра к вечеру до Вязьмы доберёмся, – предположил Валера, – а шестнадцатого к вечеру сможем ещё километров на сорок на запад продвинуться. Но я в этом, честно говоря, смысла не вижу. Из Вязьмы позвоним Антону Алексеевичу, а оттуда я уже на электричке в Смоленск поеду к нему, а ты можешь точно так же электричкой до Можайска добраться, а оттуда домой уже.

– Тоже верно! – подметил я. – Значит, спешить нам некуда. За два дня как раз потихоньку до Вязьмы и докатим.

Если вы видите себя несчастным человеком, то попробуйте посидеть на пресной крупе денёк-другой, после чего позвольте себе как следует покушать. Тогда вы вмиг почувствуете себя счастливым, ну или хотя бы ощутите сладкое чувство радости и удовлетворения. По крайней мере, наше с Валерой настроение не хило подскочило после сытного обеда в столовой.

Из Гагарина мы выехали около двух часов пополудни и совсем скоро почувствовали себя узниками очередного знойного дня. Только камеру в этой тюрьме нам заменяла бесконечная раскалённая дорога, а стражей – голодные стаи комаров, которые тут же нападали на нас, стоило нам отойти на несколько шагов от обочины. Смоленская область не была такой богатой на придорожные закусочные, как Подмосковье, и нам было негде залить воды в бутылку. Между тем оставшиеся запасы питья иссякали, и уже через семь километров от города мы допили всю воду, не оставив ни капли.

– Что будем делать? – обратился я к Валере.

– А что тут поделаешь? Будем надеяться, что вскоре нам встретится кафешка или хотя бы продуктовый магазин.

– А если не встретится?

– Кроме как двигаться дальше, другого выхода у нас всё равно нет. В крайнем случае будем тормозить машины, пока кто-нибудь не согласится любезно поделиться с нами водой, – предложил Валера.

– Может, лучше назад в Гагарин вернёмся и купим в магазине побольше воды, чтобы до конца дня хватило? – поделился я своим предложением.

Валера задумался. Его покрасневшее за эти дни от солнца лицо сделалось серьёзным, он щурил глаза от яркого дневного света и пыли, которую поднимали летящие мимо грузовики. Глядя на него, я видел перед собой не Валерку Зубина, моего деревенского друга, а сурового опытного путешественника, объездившего полсвета на своём старом, но надёжном велосипеде. Видимо, вторые сутки езды под палящим солнцем не на шутку разыграли моё воображение.

– Нет уж, – прервал Валера полёт моей фантазии, – поехали вперёд. Не к чему туда-сюда кататься. Должна же нам, в конце концов, забегаловка встретиться, пусть даже самая захолустная.

– Как скажешь, – покорно ответил я.

Валера, казалось, почувствовал какую-то вину за то, что настоял на своём мнении, невзирая на моё предложение, и, мягко улыбнувшись, добавил:

– Если ты хочешь, мы можем бросить монетку. Орёл – едем вперёд, решка – возвращаемся в Гагарин.

– А это мысль! – воскликнул я и полез в карман за монетой.

Я нащупал пятирублёвку и, вынув её из кармана, изо всех сил подкинул вверх. Мне почему-то казалось, что чем выше бросить монету, тем справедливее окажется результат. Мы машинально задрали головы вверх, наблюдая, как высоко подлетает монета, и нас тут же ослепило яркое солнце. Я зажмурил глаза, а когда открыл их, монеты уже не было видно.

– Чёрт! Куда делись мои пять рублей? Ты не видел, куда они упали? – обратился я к Валере.

– Нет, должно быть, они где-то тут, – пробормотал он в ответ, переступая с ноги на ногу и пристально осматривая землю вокруг себя.

– Как же так! – изумлённо воскликнул я и принялся бубнить себе под нос всякие ругательства.

Мы стали внимательно осматривать песчаную обочину, рыхлили песок то руками, то ногами, но монетка так и не попадалась нам на глаза. На асфальтовом покрытии её тоже не было видно. Оставалось предположить только одно – монетка могла попасть в траву около обочины, где найти её было ещё труднее. Тем не менее это нас ничуть не смутило, и мы принялись шуршать четырьмя руками в зарослях осоки и щавеля.

Поиски пяти рублей продолжались минут двадцать, но так ни к чему и не привели.

– Ладно, наверно, это уже бесполезно, – вынес свой вердикт Валера. – Считай, только что мы лишились ещё одного пирожка с яйцом и луком.

– Или с капустой, – уныло подхватил я.

В тех закусочных, мимо которых мы проезжали, пирожки продавались по пять или шесть рублей, что и вызвало у нас такую ассоциацию, наглядно показывающую нашу утрату.

– Ладно, поехали вперёд, – добавил я. – Будем считать, твоя взяла.

Итак, нелепо потеряв пять рублей, или, если выражаться в более удобной валюте, один потенциальный пирожок, мы медленно поехали дальше по горячему асфальту, везя с собой тяжёлый груз в виде еды, инструментов для велосипеда, палатки, посуды и курток на случай дождя. В тот момент мы были словно не два провинциальных парня, рассекающих на велосипедах посреди дороги, а два заблудших и оставшихся без воды путника, пересекающих раскалённую пустыню на двух верблюдах. Хотя, скорее всего, это усиливающийся зной с новой силой давил на моё и без того чудно?е детское воображение.

Совсем скоро ехать стало почти невозможно, от жажды у меня пересохло во рту и в горле, начался кашель. Тогда нам пришлось остановиться и попытаться поймать какого-нибудь филантропа, готового помочь двум страждущим велосипедистам. Мы простояли у дороги с вытянутой рукой около сорока минут, но всё было тщетно. За это время остановились только две машины, но ни у кого не оказалось при себе воды или же просто никто не захотел с нами поделиться. Но какую-то пользу от этого занятия мы всё же получили: один старичок на допотопной «Победе» сказал нам, что через шесть километров будет кафе.

– Валера, я сейчас помру, – стонущим голосом обратился я к своему приятелю.

– Давай так. Будем тормозить машины ещё десять минут. Уж если никто не остановится, тогда поедем вперёд до кафешки, про которую говорил нам дед.

Я лишь одобрительно кивнул ему, у меня не было сил, чтобы сказать что-то в ответ. Во рту моём ощущалась такая сухость, что куда легче было простоять ещё десять минут молча, чем тратить слова на споры.

Часов у нас не было, и вместо десяти минут я отсчитал ровно