Дети

буду рад тебя повидать.

Валера говорил это с такой непринуждённостью, впрочем всегда присущей его словам, что я не мог не послушаться моего мудрого товарища и не поверить, что всё будет именно так, как он обещает. Мне даже казалось, будто это я испытывал душевные страдания, а Валера меня утешал, обещая, что всё образуется.

– Мне нужно уточнить, когда будет электричка до Можайска, – ответил я. – Возможно, у нас с тобой ещё есть пара часов.

– Ефим, я уже проверил расписание, прежде чем вернуться к тебе, – сказал Валера с необычно учтивой улыбкой. – Электричка через пятнадцать минут. Тебе ещё надо успеть купить билет.

И здесь Валера был на шаг впереди меня, что заставляло меня всё больше восхищаться и даже слегка побаиваться его непоколебимого хладнокровия в такой ситуации.

– Что же, надо поспешить, – вяло и покорно ответил я, снимая с плеч рюкзак.

Я достал пачку риса, бутылку воды, железную миску и коробок спичек – всё, что оставалось в моём портфеле, и мы переложили это в рюкзак Валерки. Потом я отвязал палатку от багажника своего велосипеда и привязал к железному коню своего друга. Я ещё раз осмотрел мой велосипед, ощупал руками рюкзак и карманы, чтобы убедиться, что я не забыл отдать Валере ничего жизненно важного, ничего, что могло быть особенно ценным в дороге. Тут я вспомнил про деньги и, немного смущаясь, вытащил из кармана смятые полторы тысячи рублей и протянул их Валере. Он уверенно, но мягко схватил их и сунул себе в карман.

– Спасибо тебе огромное за всё, Ефим, – сказал он, крепко пожав мою руку. – Я обещаю, что это не последняя наша с тобой встреча.

– Береги себя, дружище. Я буду за тебя молиться. Надеюсь, этот твой дядя Антон и впрямь порядочный человек и поможет тебе, а не то пусть Бог его жестоко покарает!

– Он обещал помочь. Я ему верю, – ответил Валера куда более сдержанным тоном, чем отвечал ему я.

Мы крепко, но скоро обняли друг друга, и я вместе с велосипедом отправился в здание вокзала.

Вскоре я уже сидел на скамейке в ожидании электрички, погружённый в глубокую задумчивость. Поначалу я ощущал сильную тоску оттого, что расставался со своим другом. Чувство искреннего сострадания к тяжёлой участи Валеры намертво сплелось в моих мыслях с эгоистичной скорбью о том, что мне приходилось отпускать своего друга, с которым было приятно проводить время. Но незаметно для меня самого печальные мысли о разлуке с другом сменились тёплой безболезненной тоской по дому и родителям, которая обычно возникает в преддверии скорой желанной встречи. Я подумал, что буду рад увидеть отца и мать, по которым безумно соскучился. Вспомнив о родителях, я тут же стал воображать, как на следующий день приятно удивлю своим неожиданным визитом любимую Настю, о которой тоже не раз вспоминал в дороге со светлой грустью, которую каждый раз мысленно обнимал и прижимал к себе, прежде чем уснуть на холодной и твёрдой земле в глуши тёмного леса. Настроение моё заметно поднялось, я подумал, что и Валерка скоро хорошо устроится в Минске, и всё у него наладится.

Между тем тишину моих размышлений стал прерывать постепенно нарастающий стон рельсов. Я поднял свой взгляд, до этого устремлённый в серый асфальт, и увидел приближающийся поезд, который, по-видимому, и должен был отвезти меня домой.

«Всё, – подумал я, – пора! Дай тебе Бог, Валера, вынести все невзгоды и обрести спокойную жизнь».

Я встал и приблизился к краю платформы. Уже замедливший движение поезд слегка обдал меня прохладой, и мимо меня замелькали первые вагоны состава. Вскоре двери передо мной открылись, но я не шевельнулся. Я уставился стеклянными глазами в открытые двери вагона и продолжал стоять неподвижно, точно меня парализовало.

– Эй! Что встал на проходе! – раздался голос сзади и одновременный грубый толчок в плечо.

Это какой-то мужик попытался меня оттолкнуть, чтобы зайти в вагон. Он пролез внутрь, задев меня плечом, а я, слегка пошатнувшись, остался стоять прикованным к земле.

Я вдруг почувствовал, что совершаю какую-то грубую ошибку, что если я сейчас сяду в этот поезд, то навсегда запомню этот вечер как время, когда я сделал какую-то немыслимую глупость.

Вдруг двери поезда захлопнулись перед моим носом, и через несколько секунд вагоны начали постепенно проползать мимо меня, всё чаще и чаще замелькали окна. Электричка уехала, а я остался один на платформе с видом подавленного душевными муками человека.

Как только гул от уехавшей электрички затих, я услышал знакомое каждому шуршание метлы об асфальт – на противоположной платформе дворник энергично наводил порядок.

– Как же ты так зазевался? То ведь последняя электричка на сегодня была, – сказал он мне с искусственной улыбкой, которую взрослые часто любят изобразить на своём лице, когда начинают разговаривать с детьми.

И не дожидаясь от меня ответа, дворник снова принялся размахивать метлой, так что было видно поднимающийся у его ног вихрь пыли, отблёскивающей золотой окраской под лучами вечернего солнца.

«Нет уж, Ефим! Рано ты собрался своего друга покидать, – укоризненно заявил я сам себе. – Тоже мне выдумал! Взял и бросил одного! А кто знает, что через неделю ему этот дядя Антон скажет? Может, ещё неделю скажет ждать. А если случится что с Валеркой, а рядом никого не окажется? Нет уж, дал обещание – выполняй. Решил проводить до конца – значит, оставайся с ним до победного, нечего вот так к маме под бок убегать. Надоело, видите ли, ему в палатке спать да по жаре ездить! Ничего, чай не январь на дворе! Ещё недельку покочуем. Надо будет, и на рисе с гречкой посидим – здоровее будем».

Ещё пару минут я внушал себе, что необходимо остаться со своим другом, корил себя за то, что поддался соблазну и чуть не уехал вот так легко и непринуждённо, едва только появилась возможность.

Между тем далеко на северо-западе вечернее солнце уже проваливалось за зелёные просторы Смоленской области, и постепенно начинало темнеть. Я подумал, что Валерка уже мог двинуться дальше, и поспешил выйти со станции, чтобы отправиться ему вдогонку, пока он не успел свернуть с дороги куда-нибудь на ночлег, если уже этого не сделал.

Я прошёл через здание вокзала и вышел к тому самому месту, где мы с Валеркой расстались. Тут же я встал как вкопанный от приятного удивления: Валера никуда не уехал, а стоял возле вокзала и неторопливо покуривал сигарету, которую, скорее всего, выклянчил у прохожего.

Валера тоже заметил меня, тогда он улыбнулся и спросил:

– Что, Ефим, опоздал?

– Опоздал, – ответил я с застенчивой улыбкой.

– Я так и думал, что опоздаешь, – сказал Валера, не меняя выражения лица. – Ну что, поехали дальше?

Я молча кивнул, точно так же сохраняя свою прежнюю улыбку.

– Тогда бери палатку назад и переложи к себе в рюкзак часть вещей, – попросил Валера.

Я сделал, как он сказал, и мы не спеша закрутили педали дальше навстречу алой вечерней заре. Валерка прекрасно знал, что я совсем никуда не опаздывал, а просто решил не уезжать. Я это понял, как только увидел его лукавую улыбку. Однако любые объяснения были