Дети
бы излишними, мы и так прекрасно поняли друг друга.
Когда мы отъехали от станции ещё совсем немного, я резко остановил свой велосипед и оглянулся назад на здание вокзала. Валера увидел это и тоже затормозил.
– Тебе надо вернуться туда? – спросил он.
– Да, – ответил я. – Я мигом.
– Не спеши, Ефим. Я подожду тебя здесь.
Сказав это, Валера слез с велосипеда, отошёл на лужайку и уселся под тополь. Я же поехал назад к вокзалу. Мой товарищ понял, каковы были мои намерения: я хотел позвонить родителям и предупредить их, что задержусь ещё на неделю. Но позвонить домой я не мог, так как у нас не было телефона, как и у каждого жителя нашей деревни. Тогда мне оставалось одно: позвонить Насте на городской номер и попросить её передать мои слова родителям. Так было даже лучше – мне было стыдно перед отцом и мамой за то, что я вот так взял и сбежал из дома, прихватив с собой две тысячи. Как не хотел я услышать голос своей мамы, я, наверно, не смог бы найти сил сообщить ей, что её пропавший сын вовсе не собирается ехать домой, а будет находиться ещё целую неделю неизвестно где и жить непонятно на что.
Я подошёл к автомату, набрал номер Насти, который помнил наизусть и, наверно, не забыл бы ни при каких обстоятельствах.
– Алло, – из трубки послышался знакомый мне нежный голос.
К телефону подошла сама Настя, а не кто-то из её родителей, как я предполагал изначально. Тем было лучше для меня.
– Настя, привет! – робко ответил я, не зная, какой реакции ожидать от девочки.
Голос Насти заметно ожил, и тотчас в трубку посыпались вопросы:
– Ефим, это ты? Боже мой! Ты где? Ты в порядке? Что с тобой?
– Настя, я нахожусь в городе Вязьме, это Смоленская область…
– Что ты там делаешь? – перебила меня взволнованная девочка.
– Мы тут с Валерой. У него умер отец…
– Я знаю, Ефим. Твои родители организовали похороны, мы тоже на них присутствовали. А что вы делаете в Вязьме?
– Мы едем в сторону Минска…
– Вы что, с ума сошли? Вы отправились в Минск на велосипедах? – снова перебила меня девочка, не дав досказать свою мысль.
– Нет, Настя! Не перебивай. Послушай же! В Минске живёт дядя Антон, армейский друг покойного Валеркиного отца. Он обещал взять к себе Валеру, но у него сейчас трудности с переездом, и он просил позвонить нас через неделю. Мы просто тянем время, нам надо переждать эту неделю, вот мы и движемся потихоньку в нужном направлении.
На сей раз я закончил свою речь и стал ждать ответа от Насти, но она молчала. Возможно, она просто не знала, что следует ответить, или не могла понять, какой из её бесчисленных вопросов, накопившихся в девичьем сознании, следует задать первым.
Тогда я продолжил:
– Валере никак нельзя в детский дом. Поэтому мы в бегах. Его ищут в деревне?
– Твои родители показали записку участковому, и Валеру формально объявили без вести пропавшим. Но так как все понимают, что сбежал он по собственной воле, никто его вроде бы не ищет. Они сказали, что он сам где-нибудь объявится.
– А меня ищут? – спросил я дрожащим голосом, словно прося: «Скажи, что нет».
– Твои родители прочли записку и не стали писать заявления в милицию. Но они очень за тебя волнуются и каждый день нам звонят…
– Настя! – воскликнул я, на этот раз сам перебив свою собеседницу. – Скажи им, что всё хорошо! Мы питаемся три-четыре раза в день, не мёрзнем. На улице тепло даже ночью. Мы будем в дороге ещё неделю, а затем позвоним дяде Антону, и Валера отправится к нему в Минск, а я поеду домой. Сегодня у нас шестнадцатое, значит, ждите меня после двадцать третьего.
– Ефим, – поспешила ответить Настя, – когда мы были на похоронах, твой отец передал мне трогательную записку от тебя. Всё, что ты там написал о своих чувствах ко мне, это действительно правда?
Я никак не ожидал, что Настя затронет эту тему. Я тотчас дословно вспомнил всё, что написал в том послании, отчего сильно смутился, как смущается человек говорить вслух о тех искренних глубоких чувствах, которые так легко ложатся на бумагу, когда рядом нет того человека, которому ты посвящаешь столь трогательные строчки.
– Да, Настя. Чистая правда. Прости, мне нужно бежать, у меня заканчиваются деньги на этот разговор, – поспешно пробормотал я. – Передай моим родителям то, о чём я тебя просил.
Сказав это, я положил трубку. Я не мог понять, почему я так засмущался, едва только разговор зашёл про мою записку, и сожалел, что так мало поговорил с моей любимой Настей, чей голос я так давно не слышал. Но перезванивать я не решился, а понадеялся, что Настя всё поймёт и выполнит мою просьбу.
Я простоял какое-то время возле телефонной будки, мысленно воспроизводя наш разговор, пока он ещё не успел ускользнуть из моей памяти и я мог насладиться голосом прекрасной девочки, так ярко играющим в моём воображении.
Когда я вышел на улицу, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Мы с Валерой едва успели выехать за черту города и разбить лагерь, прежде чем окончательно стемнело. Но спать мы не торопились, а уютно расположились возле костра. Я пребывал в приподнятом настроении, сытый разговором с моей возлюбленной Настей и готовый встретить новые приключения, которые должны нас ждать в течение предстоящей недели. Валера тоже не был грустным, казалось, такой кочевой образ жизни начинал ему нравиться. И он был абсолютно прав – есть что-то необычное, возвышенное и романтичное во всех этих переездах с места на место, ночёвках в лесу, треске хвороста и запахе угля от всей нашей пищи.
На следующий день перед нами встала новая задача: нужно было как-то помыться, потому что за четыре с лишним дня мы уже успели изрядно испачкаться и провонять запахом костра и собственного пота. Решение проблемы не заставило себя долго ждать. Мы проехали около восьми километров и свернули в деревню Относово, где и расположились на берегу небольшой реки Вязьма. Нам кое-как удалось помыться, постирать вещи и даже сполоснуть велосипеды, которые тоже изрядно запылились за столь длительное пребывание на шоссе.
Когда мы ушли с речки и продолжили путь, было далеко за полдень, поэтому, не преодолев и двадцати километров, мы снова устроились на ночлег, немного не доезжая деревни Якушкино.
Все последующие дни мы ехали мало, экономили силы, так как при изнурительной езде нам требовалось есть в два-три раза больше, чем обычно, что значительно повышало бы наши затраты на пропитание. Кроме того, почти каждый день проходили кратковременные ливневые дожди, которые вынуждали нас делать остановку в лесу. Остановка эта могла затянуться на несколько часов, если после ливня дорога была залита водой, и нам приходилось ждать, пока она высохнет. Иначе бы многотонные грузовики окатывали нас брызгами с головы до ног, что лишало бы всякого смысла наши старания укрыться от ливня в лесу. А если остановка затягивалась до вечера, мы просто-напросто оставались в лесу на ночлег, потому что не видели никакого смысла покидать насиженное место и искать новое ради каких-нибудь дополнительных десяти километров по направлению к Минску, до которого мы даже
Когда мы отъехали от станции ещё совсем немного, я резко остановил свой велосипед и оглянулся назад на здание вокзала. Валера увидел это и тоже затормозил.
– Тебе надо вернуться туда? – спросил он.
– Да, – ответил я. – Я мигом.
– Не спеши, Ефим. Я подожду тебя здесь.
Сказав это, Валера слез с велосипеда, отошёл на лужайку и уселся под тополь. Я же поехал назад к вокзалу. Мой товарищ понял, каковы были мои намерения: я хотел позвонить родителям и предупредить их, что задержусь ещё на неделю. Но позвонить домой я не мог, так как у нас не было телефона, как и у каждого жителя нашей деревни. Тогда мне оставалось одно: позвонить Насте на городской номер и попросить её передать мои слова родителям. Так было даже лучше – мне было стыдно перед отцом и мамой за то, что я вот так взял и сбежал из дома, прихватив с собой две тысячи. Как не хотел я услышать голос своей мамы, я, наверно, не смог бы найти сил сообщить ей, что её пропавший сын вовсе не собирается ехать домой, а будет находиться ещё целую неделю неизвестно где и жить непонятно на что.
Я подошёл к автомату, набрал номер Насти, который помнил наизусть и, наверно, не забыл бы ни при каких обстоятельствах.
– Алло, – из трубки послышался знакомый мне нежный голос.
К телефону подошла сама Настя, а не кто-то из её родителей, как я предполагал изначально. Тем было лучше для меня.
– Настя, привет! – робко ответил я, не зная, какой реакции ожидать от девочки.
Голос Насти заметно ожил, и тотчас в трубку посыпались вопросы:
– Ефим, это ты? Боже мой! Ты где? Ты в порядке? Что с тобой?
– Настя, я нахожусь в городе Вязьме, это Смоленская область…
– Что ты там делаешь? – перебила меня взволнованная девочка.
– Мы тут с Валерой. У него умер отец…
– Я знаю, Ефим. Твои родители организовали похороны, мы тоже на них присутствовали. А что вы делаете в Вязьме?
– Мы едем в сторону Минска…
– Вы что, с ума сошли? Вы отправились в Минск на велосипедах? – снова перебила меня девочка, не дав досказать свою мысль.
– Нет, Настя! Не перебивай. Послушай же! В Минске живёт дядя Антон, армейский друг покойного Валеркиного отца. Он обещал взять к себе Валеру, но у него сейчас трудности с переездом, и он просил позвонить нас через неделю. Мы просто тянем время, нам надо переждать эту неделю, вот мы и движемся потихоньку в нужном направлении.
На сей раз я закончил свою речь и стал ждать ответа от Насти, но она молчала. Возможно, она просто не знала, что следует ответить, или не могла понять, какой из её бесчисленных вопросов, накопившихся в девичьем сознании, следует задать первым.
Тогда я продолжил:
– Валере никак нельзя в детский дом. Поэтому мы в бегах. Его ищут в деревне?
– Твои родители показали записку участковому, и Валеру формально объявили без вести пропавшим. Но так как все понимают, что сбежал он по собственной воле, никто его вроде бы не ищет. Они сказали, что он сам где-нибудь объявится.
– А меня ищут? – спросил я дрожащим голосом, словно прося: «Скажи, что нет».
– Твои родители прочли записку и не стали писать заявления в милицию. Но они очень за тебя волнуются и каждый день нам звонят…
– Настя! – воскликнул я, на этот раз сам перебив свою собеседницу. – Скажи им, что всё хорошо! Мы питаемся три-четыре раза в день, не мёрзнем. На улице тепло даже ночью. Мы будем в дороге ещё неделю, а затем позвоним дяде Антону, и Валера отправится к нему в Минск, а я поеду домой. Сегодня у нас шестнадцатое, значит, ждите меня после двадцать третьего.
– Ефим, – поспешила ответить Настя, – когда мы были на похоронах, твой отец передал мне трогательную записку от тебя. Всё, что ты там написал о своих чувствах ко мне, это действительно правда?
Я никак не ожидал, что Настя затронет эту тему. Я тотчас дословно вспомнил всё, что написал в том послании, отчего сильно смутился, как смущается человек говорить вслух о тех искренних глубоких чувствах, которые так легко ложатся на бумагу, когда рядом нет того человека, которому ты посвящаешь столь трогательные строчки.
– Да, Настя. Чистая правда. Прости, мне нужно бежать, у меня заканчиваются деньги на этот разговор, – поспешно пробормотал я. – Передай моим родителям то, о чём я тебя просил.
Сказав это, я положил трубку. Я не мог понять, почему я так засмущался, едва только разговор зашёл про мою записку, и сожалел, что так мало поговорил с моей любимой Настей, чей голос я так давно не слышал. Но перезванивать я не решился, а понадеялся, что Настя всё поймёт и выполнит мою просьбу.
Я простоял какое-то время возле телефонной будки, мысленно воспроизводя наш разговор, пока он ещё не успел ускользнуть из моей памяти и я мог насладиться голосом прекрасной девочки, так ярко играющим в моём воображении.
Когда я вышел на улицу, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Мы с Валерой едва успели выехать за черту города и разбить лагерь, прежде чем окончательно стемнело. Но спать мы не торопились, а уютно расположились возле костра. Я пребывал в приподнятом настроении, сытый разговором с моей возлюбленной Настей и готовый встретить новые приключения, которые должны нас ждать в течение предстоящей недели. Валера тоже не был грустным, казалось, такой кочевой образ жизни начинал ему нравиться. И он был абсолютно прав – есть что-то необычное, возвышенное и романтичное во всех этих переездах с места на место, ночёвках в лесу, треске хвороста и запахе угля от всей нашей пищи.
На следующий день перед нами встала новая задача: нужно было как-то помыться, потому что за четыре с лишним дня мы уже успели изрядно испачкаться и провонять запахом костра и собственного пота. Решение проблемы не заставило себя долго ждать. Мы проехали около восьми километров и свернули в деревню Относово, где и расположились на берегу небольшой реки Вязьма. Нам кое-как удалось помыться, постирать вещи и даже сполоснуть велосипеды, которые тоже изрядно запылились за столь длительное пребывание на шоссе.
Когда мы ушли с речки и продолжили путь, было далеко за полдень, поэтому, не преодолев и двадцати километров, мы снова устроились на ночлег, немного не доезжая деревни Якушкино.
Все последующие дни мы ехали мало, экономили силы, так как при изнурительной езде нам требовалось есть в два-три раза больше, чем обычно, что значительно повышало бы наши затраты на пропитание. Кроме того, почти каждый день проходили кратковременные ливневые дожди, которые вынуждали нас делать остановку в лесу. Остановка эта могла затянуться на несколько часов, если после ливня дорога была залита водой, и нам приходилось ждать, пока она высохнет. Иначе бы многотонные грузовики окатывали нас брызгами с головы до ног, что лишало бы всякого смысла наши старания укрыться от ливня в лесу. А если остановка затягивалась до вечера, мы просто-напросто оставались в лесу на ночлег, потому что не видели никакого смысла покидать насиженное место и искать новое ради каких-нибудь дополнительных десяти километров по направлению к Минску, до которого мы даже
© 2024, JohnCMS