часто нервничал, ругался и злился, а я старался молча следовать за ним, не задавая глупых вопросов, которые окончательно могли вывести его из себя.
Через час солнце полностью скрылось за стеной густых деревьев, и вечерние сумерки окутали безмолвный лес. В нарастающем мраке вся земля, поросшая травой и мхом, а также усыпанная шишками, иголками, ветками деревьев и сухими листьями, сливалась в однообразное тёмное полотно. Всё вокруг стремительно меркло, и только небо пока ещё оставалось прозрачным и светлым. Идти становилось всё труднее.
Тогда Валера повалился на землю и, тяжело дыша, сказал то, что мы давно осознали, но до последнего не решались признать:
– Ефим, мы заблудились.
– Да я уже понял.
– Вот зараза, есть ещё хочется, как назло. У тебя ещё остались пирожки?
Я достал из рюкзака два сладких пирожка и протянул их Валере.
– Держи, – сказал я. – Ты за сегодня съел всего один, а я все три уже слопал. Стало быть, оба твои.
Валера молча взял из моих рук пирог и жадно набросился на него.
– Ты хочешь оставить второй на потом? – с недоумением спросил я.
– Ефим, не валяй дурака. Ешь второй пирог, – ответил Валера, не переставая чавкать и стремительно глотать один кусок за другим. – Мы должны подкрепиться, потому что нам придётся провести здесь ночь и до утра никакой другой пищи, кроме этих ягод (тут он взглядом указал на бидон, который я поставил на землю), не будет. Да и когда утро настанет, ещё неизвестно, как скоро мы сможем выбраться отсюда.
Мне откровенно льстило благородство моего друга, который поделился со мной своим пирогом и простил мне мою беспечность, из-за которой я растратил все наши запасы еды ещё днём.
Лес медленно, но верно продолжал погружаться во мрак, а комариные стаи уже почувствовали свою власть и принялись окучивать нас со всех сторон.
– Ефим, нужно костёр развести, а то эти твари за ночь нас сожрут и никакая длинная одежда нас с тобой не спасёт, – сказал Валера, как только проглотил последний кусок пирога.
– Давай хворост начнём собирать, – предложил я и тотчас встал с земли, чтобы осуществить свою затею.
Уже менее чем через час большой костёр давал нам всё самое необходимое: свет, тепло и защиту от кровососущих. Тем временем ночь окончательно завладела лесом, но мы знали, что она скоро отступит и через три-четыре часа начнёт светать. Я был уверен, что поутру мы без труда выберемся из леса, и сожалел только о том, что мы так опрометчиво потеряли три бидона с ягодами, за которые Пётр Сергеевич, скорее всего, будет нас ругать.
Через некоторое время огонь начал затухать, и комары снова ощутили свою былую силу. Тогда я вызвался пойти собрать ещё хвороста, а Валера остался сидеть у костра с нашими вещами. Я старался брать ветки потолще, чтобы их хватило надолго, но в условиях почти непроглядной тьмы, не считая скупого лунного света, это было крайне трудно.
Незаметно для себя самого, увлёкшись сбором веток, я ушёл от костра на приличное расстояние. Тогда я в испуге обернулся назад и тут же выдохнул с облегчением: костёр по-прежнему было отчётливо видно. Вдруг я услышал какой-то шорох, доносившийся из травы. Я испугался, что это была змея, и тут же пробежал вперёд несколько шагов, но споткнулся обо что-то металлическое и упал. Сразу же раздался резкий звон и с эхом разлетелся во все стороны. Я поднялся и посмотрел на землю: там лежал опрокинутый бидон с черникой, из которого уже посыпались ягоды, а рядом стояло два таких же, целых и невредимых.
– Ефим, это ты? Что случилось?
Судя по всему, звон железа достиг слуха Валеры.
– Да, это я! Я нашёл нашу чернику! – громко закричал я в ответ. – Иди сюда, помоги донести мне бидоны.
Валера, руководствуясь моим голосом, быстро нашёл меня, и, взяв ягоды и хворост, мы скорее побежали назад к костру, который уже стремительно тускнел.
Оказалось, что по моей неосторожности из бидона выпало около трети всех ягод, но это нисколько не расстроило меня: главное, что мы нашли нашу чернику, а значит, выбрались на ту дорогу, по которой шли днём, и как только рассветёт, сможем двинуться назад в Зайцево.
Когда мы с Валерой устроились поудобнее у огня, чтобы немного вздремнуть, где-то в лесу послышался шорох. Я сразу встал и начал всматриваться в темноту: меж деревьев промелькнул робкий свет ручного фонарика.
– Кто там? – попытался я спросить грозным тоном, хотя меня охватил испуг.
– Ефим, это ты? – раздался знакомый голос в ответ.
– Пётр Сергеевич?
Человек из темноты ничего не ответил, а вместо этого во мраке стал вырисовываться чернеющий силуэт. Через мгновение мы с Валерой уже смогли без труда различить в нём Петра Сергеевича. Он подошёл к нам и окинул нас жадным довольным взглядом, словно наткнулся не на двух парней в тёмном лесу, а на оазис в пустыне или на клад в горах.
– Я вас уже два часа ищу, ребята. Заблудились, что ли? – обратился он к нам.
– Видимо, так, – ответил я, не удержав виноватую улыбку, скользнувшую по моим губам.
– Тушите костёр, ребята. Пойдёмте домой! – скомандовал наш спаситель.
Мы мигом забросали пламя землёй и затоптали ногами. Пётр Сергеевич взял два бидона с ягодами, а мы с Валерой прихватили по одному, и все втроём пошли по тихому ночному лесу, полагаясь на тусклый свет маленького фонарика. Пётр Сергеевич хорошо знал лесную дорогу и без труда ориентировался на местности даже ночью, поэтому мы без труда выбрались из чащи.
К началу утренних сумерек мы вернулись домой, а прежде чем деревню озарил первый луч солнца, уснули крепким сладким сном людей, утомлённых долгой ходьбой. Мы проспали до обеда, и следующий день пролетел очень быстро.
Пожалуй, встреча с местными хулиганами и наш затянувшийся поход в лес – это те две истории, которые будут всплывать в моей памяти, как только у меня голове промелькнёт мысль о нашей жизни в Зайцево. Хотя наше пребывание там включало и много других интересных дней, в течение которых мы ходили на рыбалку, жарили шашлыки, ходили купаться и загорать на пруд, а однажды даже поохотились с Петром Сергеевичем на птицу. Вот такими были июльские дни.
Глава семнадцатая
ПОПУТЧИК
Говорят, что существует пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия и собственно само принятие. Если считать наступление осени каждый год неизбежным событием, то я, должно быть, ежегодно прохожу через все эти пять этапов. Первый этап – отрицание – начинается, как правило, в конце июля, когда на деревьях уже появляются редкие жёлтые листья, но длинные знойные дни не дают поверить в то, что лето вскоре закончится. В такие дни мне кажется, что всегда будет тепло, ведь солнце встаёт так рано, садится так поздно, а днём поднимается настолько высоко, что приходится задирать голову вверх, чтобы его увидеть.
В течение июля мы с Валерой продолжали работать на участке Петра Сергеевича. Двадцать третьего числа Валера должен был совершить звонок дяде Антону, потому что в этот день у него заканчивался месячный отпуск. Он позвонил с уличного таксофона, но никто не ответил. Мы подумали,