Дети

революцией. Сам Пётр Сергеевич родился в Смоленске, а в шестьдесят первом году поступил в Московский государственный университет, где и познакомился с Екатериной Ивановной, тогда ещё студенткой Катькой Ерёминой, которая жила в Москве. Они полюбили друг друга и поженились в шестьдесят седьмом году, а после свадьбы остались жить в столице. Пётр Сергеевич любил деревню, в которой провёл не одно лето во время своего детства, поэтому покупать участок поближе к Москве они не стали, а ездили и продолжают каждый год ездить сюда, в Зайцево, за три сотни вёрст от Москвы.

Судьба распорядилась так, что из всех родственников у Екатерины Ивановны осталась мама, которая жила в Москве, а у Петра Сергеевича был брат, который занимался сельским хозяйством в Приморском крае. Но настоящее горе постигло молодых Арсеньевых в начале семидесятых, когда врачи сообщили, что ввиду врождённой патологии Екатерина Ивановна никогда не сможет иметь детей. У молодой пары ушёл не один год, прежде чем они смогли смириться с этой мыслью. Несколько раз их отношения заходили в тупик, и дело едва не заканчивалось разводом. В семьдесят четвёртом они усыновили мальчика из приюта, но он оказался таким проблемным, что через полгода ушёл от них и снова оказался в детском доме.

С тех пор угасающая материнская любовь копилась в измученном сердце Екатерины Ивановны точно таким же образом, как и глухие отцовские чувства, которым нельзя было дать волю, переполняли сердце Петра Сергеевича. И вот сейчас, летом девяносто восьмого года, когда обоим супругам уже давно перевалило за пятьдесят лет, им встретился Валерка, который, кажется, полюбился им ещё в первый день нашего пребывания в Зайцево.

Валера почти всегда выражал куда большее трудолюбие, чем я. Он был более учтивым, часто вызывался помочь не только Петру Сергеевичу, но и Екатерине Ивановне. Он быстро завоевал их симпатию, которая зародилась ещё на простом человеческом сострадании к тяжёлой участи подростка, потерявшего последнего близкого человека. Таким образом, Валерка нуждался в доброте и заботе Петра Сергеевича и Екатерины Ивановны точно так же, как они нуждались в таком хорошем любящем сыне, которого у них никогда не было, но которого Валера сумел им заменить.

Я поражался тому, как горе разных людей, живущих друг от друга за несколько сотен километров, на моих глазах становилось фундаментом их общего счастья. В ту ночь я ещё долго не мог уснуть, а когда усталость всё же взяла верх над желанием размышлять, я заснул сном человека довольного и благодарного Богу за то, что этот мир не лишён торжества справедливости.

Следующие два дня мы провели с Валерой вдвоём и за это время общались так много, как ещё не приходилось нам с момента отъезда из Сосновки. Мы часто вспоминали уходящее лето и предыдущие года нашего детства. Валера рассказывал истории из его жизни, которые мне ещё не доводилось слышать. Я также был с ним откровенен и делился теми переживаниями, о которых едва ли стал бы говорить с кем-нибудь другим. Словом, мы с Валерой выливали наружу всё то, что впитала в себя за долгие годы наша молчаливая дружба, так сильно окрепшая за последние два месяца.

За катанием на велосипеде, купанием в пруду и прогулками по окрестностям деревни время пролетело незаметно, и настал вечер седьмого августа. Этим вечером мы все вместе с Петром Сергеевичем и Екатериной Ивановной устроили нечто вроде прощального ужина, для которого нам удалось приготовить невероятно вкусный шашлык. В этот вечер Пётр Сергеевич позволил нам с Валерой выпить по кружке холодного пива.

– Ефим, ты уже позвонил родителям и обрадовал их тем, что завтра приедешь? – обратился ко мне школьный учитель.

– Позвонил, но сказал им, чтобы они ждали меня пятнадцатого числа.

Валера поперхнулся, Пётр Сергеевич и Екатерина Ивановна выражением своих лиц явили недоумение.

Я тут же разъяснил свои слова:

– Пётр Сергеевич, не нужно меня завтра отвозить на машине. Я, конечно же, очень соскучился по маме и папе, но мне всё-таки необязательно спешить и я могу доехать на велосипеде.

– Ефим, если ты стесняешься, то ты это брось! Мне совсем нетрудно тебя подвезти, – постарался уверить меня Пётр Сергеевич.

– Я не стесняюсь, нет, – поспешил оправдаться я. – Спасибо вам, что готовы помочь, но я хотел бы проехаться на велосипеде и поразмыслить в дороге. Мне будет это полезно. В крайнем случае, я смогу добраться на электричке с одной пересадкой, а может, и вовсе без них.

Мои слова убедили Петра Сергеевича, и он не стал спорить с моим решением, но всё же спросил, разрешили ли мои родители преодолеть обратный путь на велосипеде. Я же признался, что просто не стал об этом упоминать, а сказал, что пробуду в Зайцево до пятнадцатого и вернусь домой по железной дороге.

Следующим утром настал неизбежный момент прощания. Я выразил искренние слова благодарности Петру Сергеевичу и Екатерине Ивановне, после чего пришло время проститься с моим другом. Взрослые оставили нас одних.

– Ну что, Валера? Теперь уж точно с тобой расстаёмся. А помнишь, как тогда в июне в Вязьме расставались? Я тогда ещё электричку отпустил и назад прибежал, – сказал я и горько улыбнулся.

Мне хотелось поведать Валере совершенно другие слова. Я хотел признаться, что он стал для меня лучшим другом, что мне будет его не хватать и что я был искренне рад провести с ним это лето. Ещё утром я помнил ту трогательную речь, которую задумал произнести в момент нашего расставания, но едва мы с Валерой остались вдвоём, как все слова куда-то растерялись.

– Ефим, ты самый настоящий и самый преданный друг. Спасибо тебе за то, что был рядом в такое непростое для меня время, – ответил мне Валера с прижившейся на его лице улыбкой закалённого горем человека, под которую он научился прятать любые эмоции.

– Значит, прощаемся? – робко спросил я и протянул ему свою руку.

– Прощаемся! – твёрдо ответил Валера и одарил меня крепким рукопожатием.

Мы обнялись, и я хотел ещё что-то сказать ему, но в глотке намертво засел ком переполнявшей меня в тот момент тоски.

– Да брось, Ефим! – сказал Валера и хлопнул меня по плечу. – Можно подумать, последний раз видимся! Мы заедем в Сосновку в конце августа забрать кое-какие документы для усыновления. Да и если я в Москве буду жить, то смогу приезжать к тебе в гости на выходных на электричке. Так что это далеко не последняя наша встреча!

Слова Валеры здорово подбодрили меня. Я понял, что наше прощание действительно не такое горькое и окончательное, как мне казалось, и что мы ещё не раз увидимся и сохраним нашу дружбу.

Я вскочил на своего гнедого коня и помчал прочь, гружённый питьевой водой, запасами еды, приготовленной Екатериной Ивановной, и всё повидавшей на своём веку школьной туристической палаткой.

Странное дело, чем дальше я уезжал от Зайцево, тем легче становилось у меня на душе. Я уже предвкушал, как скоро приеду в Сосновку и увижусь с моими родителями, с Настей, с Ванькой, который, наверно, даже не представляет, что нам с Валерой довелось пережить за последние два месяца.