Дети
и велосипедах.
Оказалось, что Никита уже несколько лет подряд каждое лето путешествует по Европе и, поднабравшись опыта, решил проехаться по России. К утру он должен был достигнуть границы с Московской областью, где планировал соединиться с какой-то группой.
Мы переждали часы самого сильного зноя и стали собираться в путь. Я сердечно поблагодарил случайного попутчика за оказанную мне помощь, и он помчал вперёд. Я поехал вслед за ним, но расстояние между нами становилось всё больше и больше; через пару дорожных знаков велосипедист уже скрылся из виду.
Случайная встреча с путешественником придала мне новых сил и даже некого азарта. Я решил не садиться на электричку, а одолеть весь путь своим ходом.
Глава восемнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ В СОСНОВКУ
Вторая стадия принятия неизбежного – гнев – дала о себе знать к середине августа. Днём нещадное солнце жгло утомлённую землю, и от него нельзя было спрятаться. Я ехал по раскалённой пыльной дороге, проклиная жару, и ждал, когда наконец наступит спасительный вечер. Когда же светило соприкасалось с землёй и воздух становился прозрачнее, горячая дорога мгновенно остывала, и на большой скорости начинали мёрзнуть руки, а с окончательным приходом сумерек в короткой одежде ехать было совсем невозможно.
Ночи стали заметно длиннее и холоднее. В одну из них я так сильно замёрз в палатке, что пришлось разводить костёр, и до рассвета я грелся у огня, а положенные часы доспал только днём, когда из-за жары совсем не хотелось никуда ехать. Вечером я развёл костёр побольше и, когда он догорел, раскидал по земле угли, постелил на них еловые ветки и на всём этом установил палатку. Так спать было гораздо теплее. Именно в такие холодные ночи меня и одолевали раздражение и гнев: мне казалось, что раз на дворе ещё лето, то не должно быть так холодно. И именно в те же знойные дни я злился на жару, которая, как мне казалось, уже должна была начать отступать, ведь до осени оставалось немногим более двух недель.
К вечеру тринадцатого августа я практически достиг Можайска. До дома мне оставалось около двадцати километров, но стало стремительно темнеть, и я решил остаться на ночлег – спешить я не хотел, да и порядком устал за день. Ночевать я остановился в том самом месте, где почти четыре месяца назад в той же самой палатке свой первый дорожный лагерь разбили три прогулявших уроки школьника – я, Ваня и Валера. Я задремал лишь к рассвету, а до этого сидел у костра, тепло которого согревало меня не меньше тепла воспоминаний, нахлынувших на меня в эту последнюю ночь моего путешествия.
Утро выдалось холодным и ветреным. За пару часов ясное небо затянулось серыми облаками, и, когда я миновал Можайск, начался дождь. В моей жизни ещё не было такого дня, когда дождь был не в силах испортить моего настроения. А теперь этот день настал – до того я был рад, что вот-вот увижу своих родных и сделаю им приятный сюрприз, вернувшись на день раньше, чем обещал.
Прежде чем повернуть с шоссе на Сосновку, я остановился и почти целый час любовался дорогой, невзирая на сильный дождь. Я понимал, что это было совсем необычное путешествие и совсем необычное лето. Как только я окажусь в Сосновке, вся эта история, уходящая корнями ещё в далёкие апрельские дни, закончится, и я вновь вернусь к обычному укладу жизни, которой жил тринадцать лет. Со светлой грустью я вспомнил и о том, как первый раз поехал по шоссе и попал под град, и о том, как мы украли палатку, и как солнечным апрельским утром отправились в путешествие, в котором я познакомился с моей прекрасной Анастасией. Я мысленно вернулся в то время, когда ждал новой встречи с ней в городском сквере дни напролёт, вспомнил, как мы пролазили через окно в её квартиру, как однажды попали под град и едва не поссорились и как на следующий день я знакомился с её родителями. Я представил, как в День России мы сидели у пруда и к нам подбежал Валерка, сообщил о смерти отца, и в тот же день мы с ним сбежали, чтобы он не попал в детский дом. Я вспомнил, как мы несколько раз звонили дяде Антону, полагая, что этот звонок положит конец страданиям Валеры, и как каждый раз наши надежды разбивались о пустые обещания. Я вновь поразился тому, что мы едва не доехали до Смоленска, когда у нас оставалась горсть мелочи в кармане на пропитание, и как нам необычайно повезло встретить на дороге Петра Сергеевича, который нас приютил, и вместе со своей женой они стали такими же незаменимыми для Валеры, как и он для них.
– Настя! – воскликнул я, словно не удержав свои мысли.
Тут же я от ностальгических воспоминаний вернулся к реальности, которая сулила мне только хорошее: скорую встречу с родными, друзьями и любимой девочкой. Ловким движением я запрыгнул на велосипед и свернул с шоссе на просёлочную дорогу, ту самую, по которой два месяца назад покидал свой дом.
Когда я приехал домой и поднялся на крыльцо, то обнаружил, что входная дверь была заперта. Я постучался.
– Кто там? – послышался голос моей мамы, и тут же последовали мягкие шаги.
Я решил не отвечать ей, чтобы сохранить интригу, и оно того стоило: как только она открыла дверь и увидела меня, лицо её изобразило такую радость, какой я ещё никогда не наделял самого дорогого для меня человека.
Мама на миг замерла, словно лишилась сознания, но едва её мозг снова заработал, как она воскликнула:
– Ефим! Сынок!
Тут же мать бросилась обнять своего сына, а на крик прибежал и отец, в глазах которого сверкнула не меньшая радость, чем та, что отразилась на лице истосковавшейся по сыну женщины.
В тот вечер мама показалась мне особенно красивой, отец – необычайно любящим, дом – невероятно уютным, а ужин – несказанно вкусным. Я уснул самым счастливым ребёнком на свете.
Через день, в воскресенье, я устроил праздник по случаю своего возвращения в родные края и собрал у себя дома всех друзей, не забыв позвать и Настю. Я очень сильно по ней соскучился и, как только увидел её, крепко обнял и прижал к себе.
– Настя! Родная! Как же я скучал! Как же долго мы с тобой не виделись! Я так рад нашей встрече! – воскликнул я, не выпуская милую сердцу девочку из своих рук.
– Я тоже очень рада тебя видеть! – ответила Настя.
На миг мне показалось, что её слова отдавали каким-то холодом, но я не придал этому значения, а поцеловал мою возлюбленную в щёку.
Мои родители накрыли замечательный праздничный стол, за которым я с необычайным участием рассказывал друзьям о нашем с Валерой путешествии. Всем было интересно, и это сильно подбадривало меня. Только Настя с Ваней иногда о чём-то перешёптывались, что несколько меня обижало, потому что среди всех собравшихся они были для меня самыми дорогими людьми и больше всего мне хотелось поделиться своими впечатлениями именно с ними.
Вечером я вызвался проводить Настю до станции, мне хотелось пообщаться с ней наедине. Поначалу мы шли молча. Настя казалась мне встревоженной и задумчивой. Я не решался лезть к ней с расспросами. На какой-то миг мне даже почудилось, что два месяца разлуки породили между нами какую-то отречённость.
Оказалось, что Никита уже несколько лет подряд каждое лето путешествует по Европе и, поднабравшись опыта, решил проехаться по России. К утру он должен был достигнуть границы с Московской областью, где планировал соединиться с какой-то группой.
Мы переждали часы самого сильного зноя и стали собираться в путь. Я сердечно поблагодарил случайного попутчика за оказанную мне помощь, и он помчал вперёд. Я поехал вслед за ним, но расстояние между нами становилось всё больше и больше; через пару дорожных знаков велосипедист уже скрылся из виду.
Случайная встреча с путешественником придала мне новых сил и даже некого азарта. Я решил не садиться на электричку, а одолеть весь путь своим ходом.
Глава восемнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ В СОСНОВКУ
Вторая стадия принятия неизбежного – гнев – дала о себе знать к середине августа. Днём нещадное солнце жгло утомлённую землю, и от него нельзя было спрятаться. Я ехал по раскалённой пыльной дороге, проклиная жару, и ждал, когда наконец наступит спасительный вечер. Когда же светило соприкасалось с землёй и воздух становился прозрачнее, горячая дорога мгновенно остывала, и на большой скорости начинали мёрзнуть руки, а с окончательным приходом сумерек в короткой одежде ехать было совсем невозможно.
Ночи стали заметно длиннее и холоднее. В одну из них я так сильно замёрз в палатке, что пришлось разводить костёр, и до рассвета я грелся у огня, а положенные часы доспал только днём, когда из-за жары совсем не хотелось никуда ехать. Вечером я развёл костёр побольше и, когда он догорел, раскидал по земле угли, постелил на них еловые ветки и на всём этом установил палатку. Так спать было гораздо теплее. Именно в такие холодные ночи меня и одолевали раздражение и гнев: мне казалось, что раз на дворе ещё лето, то не должно быть так холодно. И именно в те же знойные дни я злился на жару, которая, как мне казалось, уже должна была начать отступать, ведь до осени оставалось немногим более двух недель.
К вечеру тринадцатого августа я практически достиг Можайска. До дома мне оставалось около двадцати километров, но стало стремительно темнеть, и я решил остаться на ночлег – спешить я не хотел, да и порядком устал за день. Ночевать я остановился в том самом месте, где почти четыре месяца назад в той же самой палатке свой первый дорожный лагерь разбили три прогулявших уроки школьника – я, Ваня и Валера. Я задремал лишь к рассвету, а до этого сидел у костра, тепло которого согревало меня не меньше тепла воспоминаний, нахлынувших на меня в эту последнюю ночь моего путешествия.
Утро выдалось холодным и ветреным. За пару часов ясное небо затянулось серыми облаками, и, когда я миновал Можайск, начался дождь. В моей жизни ещё не было такого дня, когда дождь был не в силах испортить моего настроения. А теперь этот день настал – до того я был рад, что вот-вот увижу своих родных и сделаю им приятный сюрприз, вернувшись на день раньше, чем обещал.
Прежде чем повернуть с шоссе на Сосновку, я остановился и почти целый час любовался дорогой, невзирая на сильный дождь. Я понимал, что это было совсем необычное путешествие и совсем необычное лето. Как только я окажусь в Сосновке, вся эта история, уходящая корнями ещё в далёкие апрельские дни, закончится, и я вновь вернусь к обычному укладу жизни, которой жил тринадцать лет. Со светлой грустью я вспомнил и о том, как первый раз поехал по шоссе и попал под град, и о том, как мы украли палатку, и как солнечным апрельским утром отправились в путешествие, в котором я познакомился с моей прекрасной Анастасией. Я мысленно вернулся в то время, когда ждал новой встречи с ней в городском сквере дни напролёт, вспомнил, как мы пролазили через окно в её квартиру, как однажды попали под град и едва не поссорились и как на следующий день я знакомился с её родителями. Я представил, как в День России мы сидели у пруда и к нам подбежал Валерка, сообщил о смерти отца, и в тот же день мы с ним сбежали, чтобы он не попал в детский дом. Я вспомнил, как мы несколько раз звонили дяде Антону, полагая, что этот звонок положит конец страданиям Валеры, и как каждый раз наши надежды разбивались о пустые обещания. Я вновь поразился тому, что мы едва не доехали до Смоленска, когда у нас оставалась горсть мелочи в кармане на пропитание, и как нам необычайно повезло встретить на дороге Петра Сергеевича, который нас приютил, и вместе со своей женой они стали такими же незаменимыми для Валеры, как и он для них.
– Настя! – воскликнул я, словно не удержав свои мысли.
Тут же я от ностальгических воспоминаний вернулся к реальности, которая сулила мне только хорошее: скорую встречу с родными, друзьями и любимой девочкой. Ловким движением я запрыгнул на велосипед и свернул с шоссе на просёлочную дорогу, ту самую, по которой два месяца назад покидал свой дом.
Когда я приехал домой и поднялся на крыльцо, то обнаружил, что входная дверь была заперта. Я постучался.
– Кто там? – послышался голос моей мамы, и тут же последовали мягкие шаги.
Я решил не отвечать ей, чтобы сохранить интригу, и оно того стоило: как только она открыла дверь и увидела меня, лицо её изобразило такую радость, какой я ещё никогда не наделял самого дорогого для меня человека.
Мама на миг замерла, словно лишилась сознания, но едва её мозг снова заработал, как она воскликнула:
– Ефим! Сынок!
Тут же мать бросилась обнять своего сына, а на крик прибежал и отец, в глазах которого сверкнула не меньшая радость, чем та, что отразилась на лице истосковавшейся по сыну женщины.
В тот вечер мама показалась мне особенно красивой, отец – необычайно любящим, дом – невероятно уютным, а ужин – несказанно вкусным. Я уснул самым счастливым ребёнком на свете.
Через день, в воскресенье, я устроил праздник по случаю своего возвращения в родные края и собрал у себя дома всех друзей, не забыв позвать и Настю. Я очень сильно по ней соскучился и, как только увидел её, крепко обнял и прижал к себе.
– Настя! Родная! Как же я скучал! Как же долго мы с тобой не виделись! Я так рад нашей встрече! – воскликнул я, не выпуская милую сердцу девочку из своих рук.
– Я тоже очень рада тебя видеть! – ответила Настя.
На миг мне показалось, что её слова отдавали каким-то холодом, но я не придал этому значения, а поцеловал мою возлюбленную в щёку.
Мои родители накрыли замечательный праздничный стол, за которым я с необычайным участием рассказывал друзьям о нашем с Валерой путешествии. Всем было интересно, и это сильно подбадривало меня. Только Настя с Ваней иногда о чём-то перешёптывались, что несколько меня обижало, потому что среди всех собравшихся они были для меня самыми дорогими людьми и больше всего мне хотелось поделиться своими впечатлениями именно с ними.
Вечером я вызвался проводить Настю до станции, мне хотелось пообщаться с ней наедине. Поначалу мы шли молча. Настя казалась мне встревоженной и задумчивой. Я не решался лезть к ней с расспросами. На какой-то миг мне даже почудилось, что два месяца разлуки породили между нами какую-то отречённость.
© 2024, JohnCMS