а с пушкой твоей вообще не на что надеяться. Но нам туда и не надо. Нам вообще там на долго зависать нельзя. Привал только сделаем и дальше. Ты это… Был вообще на Проспекте когда-нибудь? — Маленьким только. А так — нет, — признался Артем. — Ну давай тогда я тебя, типа, в курс дела введу. Короче, застав там нету никаких, там это никому не надо. Там ярмарка, никто не живет так чтобы по-нормальному. Но там переход на Кольцо — значит на Ганзу… Радиальная станция, типа, ничейная, но ее солдаты Ганзы патрулируют, чтобы порядок был. Поэтому вести себя надо тихо, понял? А то вышвырнут на хрен и доступ на свои станции запретят, вот и кукуй потом. Поэтому мы когда дойдем до туда, ты вылезь на перрон, и сиди себе тихо, и самоваром своим, — он кивнул на Артемов многострадальный автомат, — ни перед кем там особо не тряси. Мне там это… Надо кое с кем перетереть, тебе придется посидеть подождать. Дойдем до Проспекта, поговорим, как через этот хренов перегон до Сухаревки добираться.
Бурбон опять замолчал, и Артем оказался предоставлен самому себе. Туннель здесь был вроде неплохой, пол только сыроват, рядом с рельсами струился туда же, куда шли и они тонкий темный ручеек. Но через некоторое время заслышался по сторонам тихий шорох и скрежещущий писк, для Артема звучащий так же как гвоздь, царапающий стекло, заставляя его содрогаться от отвращения. Их не было пока видно, но присутствие их уже начинало ощущаться. — Крысы… — сплюнул Артем мерзкое слово, чувствуя, как пробегает по коже озноб.
Они все еще навещали его в ночных кошмарах, хотя воспоминания о том страшном дне, когда погибла его мать и вся его станция, затопленная крысиными потоками, уже почти стерлись из его памяти. Стерлись? Нет, они просто ушли глубже в мозг, как может уйти в тело вонзившаяся и не вытащенная во время игла, как путешествует незамеченный недостаточно искусным хирургом осколок, сначала притаившись и замерев, не причиняя страданий и не напоминая о себе, но однажды, приведенный в движение неизвестной силой, он двинется в свой губительный путь сквозь артерии, нервные узлы, вспарывая жизненно важные органы и обрекая своего носителя на невыносимые муки. Так и память о том дне, о слепой ярости и бессмысленной жестокости ненасытных тварей, о всех пережитых тогда ужасах стальной иглой ушла глубоко в подсознание, чтобы тревожить его по ночам и электрическим разрядом стегать его, заставляя рефлексивно содрогаться все его тело при виде этих созданий, и да же при одном их только запахе. Для Артема, как и для его отчима, и, может, для тех остальных четверых, спасшихся тогда с ними на дрезине, крысы были чем-то гораздо более пугающим и омерзительным, чем для всех остальных обитателей метро.
На ВДНХ крыс почти не было, повсюду стояли капканы и был разложен яд, поэтому от их вида Артем уже успел отвыкнуть. Но все остальное метро ими буквально кишело, и об этом он как-то успел позабыть, или, может, избегал думать, когда принимал решение отправиться в поход. — Чего, пацан, крыс испугался? — ехидно поинтересовался Бурбон. — Не любишь? Изнежен ты больно… Привыкай теперь. Без крыс тут у нас никуда… Но это ничего, хорошо даже: голодным не останешься, — добавил он и подмигнул, и Артем почувствовал, что его начинает тошнить. — Но в натуре, — продолжил тот серьезно, — ты лучше бойся, когда крыс нету. Если нету крыс, значит, тут какая-то байда пострашнее, если даже крысы тут не живут. И если, пацан, эта байда — не люди, вот этого надо бояться. А если крысы бегают — значит, нормальное место. Обычное. Понял? — закончил он очередное нравоучение в своей характерной манере.
С кем-с кем, но с этим типом Артему точно не хотелось делиться своими страхами и оправдываться, объясняя их причину. Поэтому он только постарался усвоить полученный урок и молча кивнул. Крыс тут было не очень много, они избегали света фонаря и были почти незаметны, но один раз какая-то из них все же сумела подвернуться Артему прямо под ноги, и сапог, вместо того, чтобы встретить твердую поверхность, ткнулся во что-то мягкое и скользкое. Внизу раздался противный тихий хруст и пронзительное верещание резануло слух, от неожиданности Артем потерял равновесие и чуть не упал лицом вниз вместе со всем своим снаряжением. — Не боись, пацан, не боись, — подбодрил его Бурбон. — Это еще что. Есть в этом гадюшнике парочка перегонов, в которых они так и кишат, прямо по хребтам надо идти. Идешь бывало, а под ногами, типа, приятно так похрустывает, — и гнусно заржал, довольный произведенным эффектом.
Артема так и передернуло и он опять промолчал. Но кулаки его сжались сами собой и он ясно представил себе, с каким удовольствием он бы сейчас двинул Бурбону в его ухмыляющуюся рожу.
Издалека донесся вдруг какой-то слабый неразборчивый гомон, и Артем, моментально позабыв свою обиду, вернул пальцы на рукоять автомата и вопросительно посмотрел на Бурбона. — Да не напрягайся, нормально все. Это мы уже к Проспекту подошли, — успокоил его тот и похлопал покровительственно по плечу.
Хотя он и предупредил уже Артема заранее, что у Проспекта Мира нет никаких застав, это все равно было для Артема непривычно, странно было — вот так, сразу выйти на чужую станцию, не увидев прежде издалека слабый свет костра, означающий границу, не повстречав по пути никаких препятствий. Когда они приблизились к выходу из туннеля, гам усилился, и заметно стало слабое зарево.
Наконец, тускло прорисовалась слева чугунная лесенка и маленький мостик с оградой, лепящийся к стене туннеля, позволявший подняться с путей на уровень платформы, предвещавший вход на станцию. Загрохотали по железным ступеням Бурбоновы подкованные сапожищи, и через пару шагов туннель вдруг раздался влево, — они вышли на станцию. Тут же в лицо им ударил яркий белый луч: невидимый из туннеля, сбоку стоял маленький столик, за которым сидел человек в незнакомой и странной серой форме, в старинного вида фуражке с околышем. — Добро пожаловать, — приветствовал их он, отводя фонарь. — Торговать, транзитом?
Пока Бурбон излагал цели визита, Артем всматривался в то, что из себя представляла станция метро Проспект Мира. На платформе у путей был полумрак, но арки озарялись изнутри неярким желтым светом, от которого у Артема что-то неожиданно защемило в груди, захотелось покончить, наконец, со всеми формальностями и посмотреть, что же творится на самой станции, там, за арками, откуда идет этот до боли знакомый уютный свет… И хотя Артему показалось, что раньше он не видел никогда ничего подобного, вид освещенной мягким светом арки на мгновенье откинул его назад, в далекое прошлое, и перед глазами возникла странная картина: маленькое помещение, залитое теплым желтым светом, широкая тахта, на ней полулежа читает книгу молодая женщина, лица которой не видно, посреди оклеенной пастельными обоями стены — темно-синий квадрат окна… Видение мелькнуло перед его мысленным взором и растаяло секунду спустя, озадачив и взбудоражив его: что он только что видел? Неужели слабый этот свет со станции смог спроецировать